Кто знает?

Удобную программу для записи/обработки звука? Не навороченную, а именно удобную?

---

---

Смятение чувств под выцветшим небом.
Сплетение рук над стынущим хлебом.

---

Самое неприятное в писательском труде

...это то, что ни с кем не можешь поделиться своими ощущениями, что называется, "в процессе". Уже на следующий день после очередного куска текста остываешь, и тебе становится почти фиолетово все то, что вобрали в себя ожерелья букв. Это очень грустно, потому что напрочь исключает общение с читателями.

---

Внезапно

...решила, что первая глава будет разбита на две и дополнится примерно таким фрагментом (начало):

На исходе весны, том самом, когда в воздухе уже витает призрак приближающегося тепла, хочется отставить в сторону изрядно поднадоевшие за зиму сушеные, вареные, моченые и прочие лишенные природного естества яблоки и заполучить хоть что-то настоящее, яркое, спелое, пахнущее солнцем и луговым медом. Хочется смять зубами нежную мякоть и смаковать каждую капельку пролившегося на язык сока…
Виллита Бро со-Веента решительно отодвинула было вазочку со сластями прочь, но очень быстро передумала и потянулась за очередным кусочком засахаренного фрукта, стараниями мастера-повара приобретшего аромат самых настоящих духов. Благодарение Боженке, хоть вкус остался таким, как и полагается лакомству. Конечно, изящества пристрастие к сладкому не прибавляло, но самая именитая сваха Дарствия давно уже могла себе позволить быть менее пристрастной к отражению в зеркале. Собственно, даже растолстей она вдвое относительно нынешних объемов, сказала бы спасибо своему аппетиту, потому что нет ничего лучше маски заботливой тетушки ни во время успокоительных бесед с девицами на выданье, ни в разговорах с придирчивыми женихами.
Тучи, висевшие над Вентой еще с ночи, наконец-то начали движение по городскому небу, и первый лучик солнца, пробившийся между мутно-серыми клоками, попал в лабиринт двойного оконного переплета, ударился об одно стекло, о другое и зайчиком угодил прямиком в глаз достопочтенной свахи. Впрочем, та ничуть не обиделась на проказливого солнечного зверька, хотя брови все же сдвинула.
Весна. Лето. А за ними осень. Только кажется, что времени уйма, а как срок подойдет, снова выяснится: ничего не готово. И сколько бы ни объясняла Виллита своим подопечным и заказчикам, что зимой нужно готовить не одну только телегу, а и много других вещей, никто никогда не уделял должного внимания советам многоопытной сводни. Да и что с них возьмешь, с влюбленных?
Хотя, расчетливые еще хуже.
Сваха вспомнила, сколько долгих часов провела при подробнейшей переписи всех требований двух брачующихся сторон, а потом не меньшее количество времени ломала голову, как увязать причуды одной с нетерпимостью другого. Думала так напряженно и упорно, что, в конце концов, горестно отказавшись от обещанной внушительной выплаты за успешно заключенный союз, и на свой страх и риск перетасовала колоду, а проще говоря, нашла каждому его истинное отражение в зеркале жизни. Собственно после этого и прославилась. О Виллите начали говорить, как о тонко чувствующей чужие потребности, а ведь на самом деле судьбоносное решение было принято в сердцах и безо всякого тщательного обдумывания.
Теперь подобных вольностей эрте Бро себе не позволяла, дабы во второй раз не потерять все то, что приобрела в первый. Причиной сей сдержанности был не только липкий страх возвращения в прежнюю жизнь. Нет, Виллите нравилось думать, что она и в самом деле обладает особым чутьем. Нравилось в это верить, ну хоть изредка, а вера не терпит фактических подтверждений. Правда, долгое отсутствие смелых, на грани сумасбродства решений рано или поздно должно было сказаться на потоке заказчиков и заказчиц, но сваха верила, что провидение не оставит ее, явит знак или сотворит очередное чудо. К примеру…
Она не услышала, как открылась, а тем более, закрылась дверь, и в комнате, уютной, светлой, чуточку вычурно обставленной комнате стало на одного человека больше. Не услышала, как тоненько охнуло кресло, принимая гостя в свои объятия. Лишь когда потянулась за следующей порцией сластей, чуть не подпрыгнула на месте от невинно прозвучавшего вопроса:
- Может, и меня угостите?
Эрте Бро не пряталась от посетителей и не водила дружбу с людьми, на руках которых не высыхала кровь, потому охраной и охранниками не злоупотребляла. Однако сюда, в личный кабинет, допускались немногие. Вернее, вовсе никто, потому что именно тут хранилось самое драгоценное: списки незамужних и неженатых. С многозначительными пометками возле каждого имени. И остроносая Кати, бессменная помощница свахи, становилась непреодолимой преградой на пути каждого, намеревающегося… Нет, как видно, уже не каждого.
Виллита постаралась выровнять возмущенное дыхание и, смахнув платком с кончиков пальцев сахарную пыль, медленно повернула голову в том направлении, откуда раздался голос. Молодой голос.
Незваный гость сидел в ее любимом кресле, закинув левую ногу на подлокотник и задумчиво покачивая носком сапога.
Стало быть, молодой на самом деле: за людьми взрослыми сваха такого обращения с предметами мебели не замечала. А вот одет он был явно не по возрасту. Скучно был одет.
Нынешней зимой столичная молодежь полюбила стеганые куртки, отороченные полосками крашеного меха, причем цвета эти, как правило, резали глаз даже на значительном удалении сего безобразия от взора добропорядочных горожан. И хотя холода вот-вот намеревались закончиться, город еще пестрел буйными красками. Этот же молодой человек нарядился в костюм темного сукна, более подошедший бы отцу, а не сыну. Да и плащ, наверняка оставленный за дверью кабинета, скорее всего был столь же строгим и скучным. А вот шляпу незнакомец не снял, несмотря на присутствие дамы. Интересную такую шляпу, с полей которой вниз спускалось черное кружево, совершенно мешающее рассмотреть лицо. Виллита знала, что похожие головные уборы были в ходу лет эдак сорок назад, когда она сама еще не родилась, а носили их по большей части знатные люди, желающие остаться неузнанными, когда отправлялись в сомнительные места за сомнительными приключениями.
Все увиденное вкупе с прочими странными обстоятельствами появления гостя свахе не очень-то понравилось, и она подчеркнуто сухо осведомилась:
- Что вам угодно?
- Жениться, конечно. Что же еще?

---

Мосг-2

Вспомнила претензии к "Охоте", в частности, что не от первого лица написано. Вот сейчас пишу "Звенья-2" - от первого лица. Ключевую сцену. И похоже, нащупала наконец истинное зерно конфликта для дальнейшего сюжета. И вот что я вам скажу: писать от первого лица по-настоящему - непросто. Временами ощущение смахивают на психическое расстройство. Измененное сознание и все прочие прелести. Одно дело - смотреть на ситуацию снаружи, и совсем другое - быть внутри нее (при этом старательно не помня как раз все то, что снаружи). В мозгу потом - выжженная пустыня.

Это я к чему? К тому, что работа над продолжением Звеньев идет. Не теми темпами, которыми хотелось бы, но идет.
А теперь осталось придумать, как Иттан будет выкручиваться.

---

Б*************

Я торчу и тащусь. От себя самой. Какое текст шикарный получился... Полный сюр. Эх, дорогие мои читатели, как же я вам завидую... Ведь вам все это только предстоит прочитать

---

Мозггг выкипел

"Хорошо бродить по свееееетууууу
С неприметной кобурооооою,
И пятерку магазинов
Взять в кармашек про запас..." (с)

Ключевые сцены всегда самые сложные. Даже при том, что висят перед глазами, ясные до последней детальки. Труднее всего выбрать ракурс, с которого надо смотреть.


***
Лус на моих руках, легкая, безропотная, затаившая дыхание. Лишь пальцы сцеплены в замок, такой крепкий, что кожа на костяшках заметно бледнее прочей.
Мои шаги торопливы, даже слишком. Они недостойны благости, изливающейся с сияющей вершины милости, подаренной мне богами. Терпение почти на исходе, и не у меня одного: позади дышат надсадно и жадно.
Пинок, после которого дверь глухо чавкает, закрываясь. Спокойствие снова со мной. Не в полной мере, не похожее на привычное, но хоть какое-то. Оно мне необходимо, ведь сердце уже не стучит, а скачет.
А что дальше?
Босые ноги Лус на холодном полу. Тихий вздох. Узкая, чуть шире обычной скамьи кровать. Белая ткань поверх ожидающего нас ложа. А лучше бы была черная, сливающаяся с темнотой, висящей под потолком комнаты.
Бледные губы поджаты, во взгляде нет ничего, даже вопроса. Само послушание. Сама покорность. Мечта любого мужчины, уставшего от сражений. Сокровищница, готовая распахнуть свои двери по первому же велению. По первому же знаку.
Что дальше?
Свечи вокруг искупительного ложа. Шипение расплавленного воска, встречающегося со своими холодными братьями. Треск смеющихся фитилей. Недобрый такой смех. Злорадный. Чему радуетесь, насмешники?
Свет, поднявшийся немногим выше наших коленей. А дальше – ни-ни, как будто воздух вдруг стал тверже камня. Причудливые тени на наших лицах. Тени, насильно обрядившие нас в карнавальные маски.
Мерцание огоньков. Пламя факелов. Отсветы на полированной тысячами ног брусчатке. Ярмарочные гуляния в самом разгаре. Возбужденные голоса. Неровно колышущиеся тела. Прерывистое дыхание, замирающее в предвкушении представления. Какого? Все того же. Непорочная девица и кавалер, вдохновленный ее красотой – история, древняя, как сам мир. Она забавна и надоедлива, простодушна и жестока, но каждый раз актеры стараются, как в первый и последний. И сегодня главная роль у меня.
Но какова должна быть следующая реплика? Какая сцена на очереди?
Лус, сидящая на краешке кровати. Морщины складок, разбежавшиеся по равнине простыни.
Нет, следующие слова написаны не для моих уст. Пауза. Долгая. Но она может стать еще длиннее, потому что из меня никудышный исполнитель. Я не знаю, что делать дальше, если не слышу приказа, а командир остался где-то там. Во дворе.
Он указал мне путь, и я помню каждое слово. Грехи, с рождения копящиеся в человеке. Искупление, которое иногда смывается лишь пролитой кровью. Я знаю все это. Я готов шагнуть дальше, если бы не странный узел, неподъемной тяжестью сковавший ноги.
Сон, способный сделать возможным любое чудо. Сон, разрешающий самые вольные вольности. Край скалы и мир, простирающийся под ним. Мир, открытый для меня. Подарок. Безраздельное владение. Широта моего взгляда слишком ничтожна, чтобы охватить все, что смотрит на меня с той, другой стороны. Мешают шоры марева на глазах. Граница зрения дрожит, как воздух над раскаленными камнями печи. Дрожит точно так же, как и я сам, но это не лихорадка. Сердце, силящееся выпрыгнуть из груди. Если бы еще знать, зачем ему понадобилось меня покидать…
Нет, это не сон. Это явь, такая настоящая, что скулы сводит судорогой. Я нахожусь здесь, чтобы что-то исполнить. Поручение. Важное. По крайней мере, таково оно для меня, а значит, может случиться все, что угодно прежде, чем я достигну цели.
Я готов? Да.
Кровь. Насилие. Смерть. Девушка, обреченная на муки. Мужчина, назначенный палачом. Всего лишь клочок ковра с неясным рисунком. Мгновение. Я перешагну его, отдайте только приказ.
Марево, густеющее не по минутам, а по вдохам. Слезы на глазах. На наших глазах, только в ее взгляде вопрос, а своего мне не дано увидеть. Темный взгляд, охваченный беспокойством. Беспокойством за… меня?
Ей следовало бы думать о собственном будущем, хотя оно и незавидно. Волноваться из-за кого-то другого? Ставить чью-то жизнь превыше той, что когда-то наделили тебя самого? Это же так…
Глупо.
Глупо?!
Это слово, и вправду, в моих мыслях? В мыслях человека, потратившего половину прожитых лет на то, чтобы быть тенью других людей, из которых вряд ли нашелся хотя бы один достойный? Или мое прошлое тоже только сон, монотонный и беспросветный? Не было тысячекратно исхоженных улиц Веенты? Не было хитроумных уловок Атьена Ирриги, умеющего отыскать выгоду даже на дне вычерпанного досуха кувшина? Не было беспомощной злости, неспособной вдохнуть в тело прежние силы? Не было…
- Не причиняй ей вред.
Голос. Звонкий. Но это не голос Лус, ее губы по-прежнему неподвижны, как и взгляд. Взгляд, постепенно наполняющийся мелкой удивленной дрожью. И мне бы стоило удивиться, только не получается.
Как ему удалось бесшумно проскользнуть в дверь, с его-то увечной ногой? А вот надо же, ухитрился. Правда, такому тщедушному тельцу должно было хватить и совсем маленькой щели, чтобы протиснуться внутрь, а предатели-петли промолчали.
- Не причиняй ей вред.
Интересно, куда делась его рубашка? Последний раз, когда мы виделись, мальчишка был одет и выглядел если не смирившимся со своей судьбой, то достаточно спокойным, а сейчас кажется, будто его лихорадит. Кажется, что мы с ним дрожим в одном и том же ритме. А может, только одного меня трясет. Точнехонько в такт звукам детского голоса.
- Не причиняй ей вред.
Я знаю его. Я помню: он чем-то важен. Важнее, чем кажется.
Он ниже ростом, чем я, ниже, чем Лус, и свет почти добирается до его лица. Но даже если бы в одночасье все свечи вдруг потухли, мне не удалось бы никуда скрыться от его взгляда. От двух угольков, пылающих алым пламенем.
Двух угольков?
Всколыхнувшееся марево накрывает глаза ленивой волной. Нет больше комнаты, нет линий и цветов – одна странная круговерть, посреди которой злобно скалится безволосая девчонка, собирающаяся натравить на меня…
Демон. Он – демон. Он должен сидеть под замком.
- Как…
Это еще не реплика, а всего лишь попытка, проваливающаяся в самом начале. Мой вопрос не нужен. Бессмыслен.
Его руки по локоть в крови. В его собственной. Сеть порезов на коже, частью глубоких, частью поверхностных. Пара пальцев, согнутых так, как они вовсе не должны сгибаться.
Если на его пути высились преграды, он ломал их, чтобы прийти сюда. Ломал, не щадя полученного в распоряжение тела. Но ради чего? Или ради кого?
- Не причиняй ей вред.
Лицо ребенка, перекошенное гримасой то ли боли, то ли отчаяния, то ли решимости, а может, всем вместе и сразу.
- Не причиняй ей вред.
Он упорен в своем решении. Но чего хочет добиться? О чем он говорит, все настойчивее и настойчивее?
Новая волна перед глазами. Более высокая. Более сильная. И куда прозрачней предыдущей. Взгляд устремляется за ней. Поворачивается. Кажется, что я смотрю куда-то внутрь самого себя, а в следующую минуту снова встречаю на пути красные уголья. Еще раз. И еще.
Голова кружится. И на каждом круге в мои уши молотом вбивается несколько остающихся неизменными слов:
- Не причиняй ей вред.
Не крик. Почти шепот, словно силы иссякли вместе с кровью, покинувшей пальцы. Но для меня - настоящий гром.
Эхо сердца бьется уже в самых висках. Стремительный бег нарастает до предела, чтобы вдруг оборваться и швырнуть меня к кровати. Ладони успевают опереться о край, но сейчас мне все равно. Пусть будет падение. Что угодно, только бы вновь почувствовать незыблемость мира. Что угодно, только бы вернуться обратно. Вернуться туда, откуда начал.
Пусть это будет означать, что весь путь придется пройти заново, я согласен. Мне не привыкать. Пусть ноги снова двинутся вперед в ритме старого доброго марша. Марша, который с утра и до вечера вел меня по городу и по жизни.
***

---

А вот если кто-то...

...захочет сочинить пару-тройку загадочно-мудрых высказываний для "Несвященного писания", с радостью и благодарностью приму в дар

---

ШРМ-1

...Тем временем в круге события начали развиваться более активно. Гил нанес удар, целясь в шлем Рина. Дзанг. Тот ловко прикрылся щитом и в ответ попытался насадить рейнджера на меч. Гил отводит кинжалом меч противника в сторону. Подшаг вперед и удар ногой в центр щита Рина. Крыс, получив собственным щитом по зубам, вернее, по тому месту, где за забралом они находятся, зашатался. Взмах Гила и рука Дойла, сжимающая меч, прорублена в налокотнике...

Вот. Вооот! Вот это называется экшэн и драйв. 400 с кепкой знаков - и хватит. Вот только сколько места должно быть отведено на разговоры в таком случае?
***думает

---

?

Как в англоподобной стране периода условно 18 века могли бы обращаться к мужчине/женщине?

---

---

Джонатан Диксби. Или Дикерсби.

---

Хелп на будущее

Нужно:

красивое мужское имя (и фамилия, конечно) в духе Англии 18-19 веков.

---

Чуточные итоги

По следам, так сказать, предыдущей беседы )))
Первоначально у меня была задумка написать историю, разворачивающуюся в Южном Шеме уже после событий "Права быть". Историю, в которой главным героем был бы определенный человек и в которой рассматривались бы некоторые социальные различия Севера и Юга )). Джерон в данной истории мог бы появиться, но только краткосрочно. Я думала об этой истории, но отложила, поскольку по опыту Рэйдена и Маллета знаю, что интерес к вбоквелам весьма мал.
Написав приведенный в прошлом треде отрывок, я обдумывала историю, переносящую читателя в будущее мира Четырех Шемов. Насколько отдаленное - трудно сказать, но учитывающее изменения, которых не могло не произойти ))) Соответственно, в планах было рассказать о задумке Ксаррона, о том, кто ему помогал, в чем заключалась и во что вылилась задумка и т.п. И естественно, рассказать о новом Джероне. Опять же - решила отложить, поскольку услышала мнение, что "мне неинтересно будет писать о точно таком же персонаже", а "читатели примут на ура только точно такого же".
Пришлось серьезно задуматься...

Пока четко планировать могу только одно: если серия будет переиздаваться, допустим, в виде некоего "коллекционного издания", появится и Южный Шем и кое-что еще.

---

Об этом так долго говорили, что...

...оно вполне может стать явью.


Шеррит.

В его покоях покойно. Так было и раньше, но теперь стало заметнее. До странной рези в глазах, вслед за которой неизбежно появляются слезы. Я боюсь капелек соленой воды, обжигающих кожу, а потому украдкой касаюсь уголков глаз, чтобы приостановить бег ручейков до того, как они сорвутся с ресниц. Конечно, не успеваю. И мне становится стыдно, хотя не услышу ни единого слова упрека. Но лучше бы… Лучше бы услышала.
- Тебе давно пора отдыхать. Что-то стряслось?
Его голос почти не потерял свою силу, лишь звучит немного глуше, чем прежде, словно гул далекой реки, сражающейся с порогами. А волнение прежнее. Такое искреннее, что спешу оправдаться за поздний час:
- Сон никак не приходит.
- Придет. Нужно только подумать о чем-то хорошем.
Да, так просто. Но где же взять это хорошее? Разве одно небольшое прикосновение…
- Не надо. Будет больно.
Знаю. И хотя это не та боль, которую невозможно вытерпеть, замираю на полушаге, потому что больно будет не мне одной. И наверное, мне – в самой меньшей степени.
- Я не могу заснуть!
Хочется вскрикнуть, а может, даже взвыть, но голос лишь предательски шепчет. Недостаточно громко, чтобы унести вместе со словами хотя бы частичку разрывающего меня отчаяния.
- Это пройдет.
Он не смотрит в мою сторону. Уже много месяцев. Отказался, когда зрение, его человеческое зрение начало ослабевать. Сказал, что хочет сохранить в памяти тот, первый образ, который увидел, а не мешанину Искр. Сказал, что от них глаза болят еще больше.
- Это нечестно!
Седая голова еле заметно кивает, а губы, которых я не могу видеть, наверняка улыбаются. Он всегда улыбается. Даже когда впору лишь плакать.
- Но это было честнее многого другого.
Я все же делаю еще шажочек. Совсем крохотный. Под ногой шуршит прах. Разрушение повсюду, не сдерживаемое никем и ничем. Мантии больше нет. Не знаю, чего ему это стоило, боюсь даже представить, но он не мог поступить иначе. Не захотел унести с собой за Порог еще одну душу, хотя я была бы только счастлива занять ее место и… Уйти. Потому что тогда мы бы ушли рука об руку.
- Я вернусь.
Он говорит уверенно, и это пугает меня. Разве кто-то из драконов решится пройти путь, некогда выбранный Элрит? Не верю. Если даже я не нахожу в себе сил это сделать, то кто сможет?
- Доброй ночи, любовь моя.
Разве может быть добрым беспросветный мрак? Я хочу возразить, хочу расплакаться, хочу прижаться к груди, тепло которой уже давно остыло на моей коже, но лишь покорно киваю и иду прочь. К двери, отделяющей смерть от жизни. А вслед мне летят слова, и ноги норовят подкоситься, потому что в звуках его голоса ясно слышно чувство, опасное, как бездна, и столь же могущественное.
Чувство вины.
- Я всегда возвращаюсь.

Элрит.

Молчание тянется, как малиновый сироп с ложечки, которую Тилирит последнее время норовит забыть над чашкой. Густое настолько, что кажется: можно резать ножом. Но не бесконечное. К сожалению. Лучше бы оно длилось до тех пор, пока любые слова не исчезнут из памяти и говорить станет попросту невозможно…
Впрочем, вместе со ртами пришлось бы тогда приструнить и взгляды. Многоцветные, сильные, робкие, настойчивые, отстраненные и при этом все острые, норовящие уколоть, когда забываешь прикрыться щитом уверенности. А держать сей щит становится все труднее и труднее, как будто силы утекают вместе со струйками молчания.
- Это должно случиться.
Слава Повелительнице небес, хоть у кого-то хватило смелости подать голос! Хотя в прежней жизни я не жаловала Ларрона из Дома Ожидающих, сейчас расцеловала бы. В обе чешуйчатые щеки. Ну а теперь на тропу, куда ступила нога первого путника, ринутся все остальные. А первой будет…
- Это знает каждый из нас. Главное, что случится потом.
Танарит. Конечно же. Она и тогда успела стать первой, пока все раздумывали. Что ж, Созидающая уж точно знает, о чем говорит.
- Можно подумать, у нас есть выбор?
Этот прячется в тенях, и хотя голос знакомый, не могу вспомнить. Даже если воткну ногти в ладонь на всю их длину. Можно было предположить… Нет, нужно было. Но пока опыт не произведен хотя бы однократно, теории остаются всего лишь теориями.
Рождение мира произошло, но я не учла, что зачерпнуть силы удастся только у одного из родителей, а значит, времени на созидание уйдет куда больше, чем обычно. А главное, память тоже не будет торопиться с возвращением. Все мои знания и умения – рядом, я чувствую их, почти могу дотянуться, но каждый раз не хватает одного шага. Да, он выглядит все короче, но как скоро исчезнет совсем? В любом случае, опоздание неизбежно.
- Сколько ему осталось?
Над Залом решений вновь нависает молчание. Что, неужели так трудно подсчитать? Или страшно? Так бояться давно уже поздно! Бренная жизнь Разрушителя заканчивается стремительно, ведь без помощи Мантии пустотой почти невозможно управлять. Почти…
Но он пока справляется. И наверное, эти усилия стоят ему лишних лет жизни.
- Мы не вправе удерживать его перед Порогом.
О, слова не мальчика, но мужа, хотя и принадлежат совсем юной Преследующей. А впрочем, какая же она юная? Старше меня теперешней. Намного старше.
- Не вправе.
Зачем повторяет? Возражений и так нет. А если бы и последовали, тогда… Тогда слово взяла бы я сама. И плевать, что на Совет меня допустили только в счет прежних заслуг.
- Не вправе…
Если раньше мне всегда хотелось назвать Зал решений Залом сомнений, потому что споры затягивались порой на десятилетия, то сейчас впервые почувствовала: он все же добился своего. Мой мальчик. Мой отец. Мы стали едины перед общей бедой, а не стараемся отсидеться каждый в своей норе. Но никому от этого не легче. И ему – тоже. Хотя, вполне возможно, он как раз смотрит на наши метания и терзания с улыбкой.
- Не вправе…
Они соглашаются. Хор нестройный, но решительный. И кажется, один голос в нем звучит чуть громче остальных.
Голос рыжего-бесстыжего, как мне все время хочется его назвать. Прямо в глаза.
- Ну что, довольна?
Чем-то их улыбки похожи друг на друга. Да должны быть, все-таки, родня. И близкая. Куда уж ближе. Но если сын-отец всегда улыбается… еще совсем недавно улыбался понимающе, то в изгибе этих тонких губ прячется азарт. Болезненный. Лихорадочный.
- Папеньку больше не будут мучить. Ты этого добивалась?
Я надеялась на отсрочку и получила ее, хотя не произнесла ни слова. Мне нужны годы. Два, пять, десять лет – неважно, только чтобы их хватило. Хватило, чтобы снова стать взрослой и принять настоящее решение.

Ксаррон

Призрачные крылья в россыпях искр заполняют собой всю комнату. Хрупкое великолепие Моррит куда лучше смотрелось бы на просторе, но там, где много места вокруг, много и любопытных глаз.
- Почему ты позвал меня сегодня?
- Я звал тебя и вчера.
- Совет готовится к объявлению траура. И на меня косо посмотрели бы, если бы…
Если бы у тебя нашлись хоть какие-то родственники. Но, к моему глубокому удовлетворению, Дом Летящих на свет мечты близок к вымиранию. Полному и безоговорочному.
- Прекрати мерцать! Ты же знаешь, какой я предпочитаю тебя видеть.
Искры блекнут, отдавая всю силу своего огня испепеляюще-белому взгляду.
- Знаю. И это сводит меня с ума.
Было бы о чем говорить… Немного в тебе ума, красавица. Иначе ты не была бы сейчас здесь со мной.
- Ты слишком много времени проводишь среди людей.
Того требуют дела. Те, о которых никому не нужно знать.
- А мне… тесно в этом теле.
Она передергивает плечами, словно пытаясь сбросить с себя оболочку плоти, и останавливается, только встретив мой взгляд.
- Тебе… Правда, нравится?
И не мне одному. Вернее, понравилось бы, если бы кто-то смог увидеть тебя сейчас. Тонкие запястья, пальчики как веточки, полупрозрачная кожа, под которой можно не на ощупь, а просто глядя различить каждую косточку. Кукольная фигурка, окутанная покрывалом серебряно-серых локонов. Филигранно исполненная вещь. Игрушка, чье место в сокровищнице. Или в умелых руках играющего.
- Я не стал бы тебя звать, если бы не нравилось.
Она некоторое время раздумывает над моими словами, но потом все же улыбается. А еще вдохом спустя невинно спрашивает:
- Так и будешь только смотреть?
Не буду. Да и смотрю я не столько на тебя, сколько…
Два желтых огонька загораются в темноте дверного проема. Гаснут. Загораются снова.
Итак, кузен закончил свой земной труд. Теперь пора и мне браться за дело.
- Иди ко мне.
Уговаривать Моррит не надо: взлетает легким прыжком, чтобы упасть в мои объятия. Холодная, как хрусталь, из которого словно соткано ее тело. Ну ничего, из нас двоих костровой все же я, и моего огня с лихвой хватит, чтобы…

---

-*-

Опрос только для моих читателей:

Вопрос: Какую книгу вы ждете?

1. Продолжение "Третьей стороны зеркала"		85	(23.61%)
2. Продолжение "Узких улочек жизни"		30	(8.33%)
3. Продолжение "Берега хаоса"		60	(16.67%)
4. Продолжение "Космической оперы"		29	(8.06%)
5. Продолжение "Звеньев"		33	(9.17%)
6. Новую книгу с главным мужским персонажем		35	(9.72%)
7. Новую книгу с главным женским персонажем		25	(6.94%)
8. Книгу "от первого лица"		26	(7.22%)
9. Книгу "от третьего лица"		12	(3.33%)
10. Книгу-mix "первое-третье лицо"		25	(6.94%)
Всего:		360 Всего проголосовало: 137

---

По следам обсуждения

Как вы считаете, информация действительно должна быть бесплатной?

Мнения - в комментах. Мое - тоже.

---

"Если пьянство мешает работе...

...бросай работу", как говорится в анекдоте.
А если серьезно, то работа мешает литературному творчеству. В принципе, так и должно быть, куда ж деться? Но если "уходить в литературу", нужно заботиться о тиражах и гонорарах, а что у нас сейчас популярно?
Первыми на ум сразу приходят книжки о вампирах. Я сама не знаток этого жанра, поэтому спрашиваю у профессиональных читателей: какие стороны вампирьей жизни/события с участием вампиров еще не были затронуты в литературе?

И да, подскажите, что еще у нас сейчас популярно?

---

кавалинья

Голова Эвины качнулась, то ли согласно кивая, то ли возражая против чего-то. А потом пальцы, прежде держащиеся за синий пояс, расслабленно повисли, чтобы тут же собраться в щепоти для звонкого двойного щелчка. Еще раз. И еще. Благороднейшая из благородных медленно поднимала руки, а широкие рукава спадали все ниже и ниже, обнажая загорелую кожу. Последний щелчок прозвучал уже где-то рядом с черноволосой макушкой, и после него наступила тишина, напряженная, как натянутая струна. А потом со всех сторон раздались ответные щелчки.

Нельзя сказать, чтобы вся площадь вторила эррите Фьерде, но стрекотали, казалось, пальцы всех, кто стоял рядом с нами. И даже тех, кто не мог видеть и слышать спор, нечем не закончившийся.
Черный подол широкой верхней юбки колыхнулся, словно от дуновения ветра, пошел волной, взвился, открывая взглядам нижнюю. Алую, как кровь. Закрутился все быстрее, следуя движениям Эвины. В какой-то момент красная юбка тоже взметнулась вверх и сразу же опала, но оставила часть себя на шее танцующей эрриты.

Кроваво-красный, словно перерезанное горло след. Шелковый платок. Еще сутки назад я видел бы всего лишь странный красивый танец, но теперь, зная намного больше, понимал: вызов брошен. И не одной благороднейшей из благородных, потому что к щелчкам, оглушающим нас со всех сторон, добавилось и движение.

То тут, то там один за другим вспыхивали тканые пятна крови, вся площадь, казалось, превратилась в то цветущее поле, посреди которого Эвина Фьерде приняла то, первое решение воевать, а не сдаться. Только четверо не поддались злому азарту танца, рожденного горькой памятью о прошлом. Я попросту не знал, что можно предпринять, да и нужно ли. Танна хищно щурила глаза, не сводя взгляда с благороднейшей из благородных. Лус стояла, как всегда, поглощенная созерцанием мостовой. Бальга…
Блондин был спокоен. Но если раньше в его неподвижных чертах замечалось какое-то скрытое усилие, то сейчас они расслабились по-настоящему…

Щелчки стихли, как по команде, и в следующий миг все красные платки взмыли в воздух, проливаясь обратно кровавым дождем. Один из них упал на плечо Лус. Та даже не заметила подобного обновления своего наряда, а бальга подошел, потянул красную ткань вниз, и когда та отцепилась от черного платья, разжал пальцы.

Платок безропотно стек по воздуху туда, где лежали его многочисленные братья.
Туда, куда в следующее мгновение наступил сапог блондина.

---

Может, кто знает?

Интересует следующая информация:
1. Карта залежей полезных ископаемых на территории Европы.
2. Фейри германского фольклора - имена, привычки, места обитания, профессии.

Далее - не в тему.
Цены на нетбуки серьезно опечалили. Платить за блокнот больше 10 тысяч рублей просто смешно и глупо.

---

Отрекающемуся

Милый мой... Я знаю, как тебе плохо, больно и горько: отрекаться всегда мучительно. Но если общество требует, его требованию сложно не подчиниться.
Я знаю, поверь.
И не осуждаю тебя.
Мне просто очень, очень, очень, очень жаль.
Надеюсь, ты что-то приобретешь от своего отречения, какие-то блага. Если же нет...
Что ж, значит, не повезло.
Это ведь игра.
Или ты не заметил?

А ведь ты не заметил.
Не заметил, что играют с тобой.
Когда заметишь, приходи.
Я буду ждать.
Я всегда жду, хотя и не рада этому.
И если захочешь, я научу тебя терпению.