Есть вопрос...

[daeni]

Или даже просьба. Маленькая такая. Нужен отрывок из текста литературного произведения - для моих упражнений. Хочу помоделировать на его основе "картинку", в силу своих знаний и ипредставлений. Конечно, правильнее было бы брать книгу целиком, но это слишком много времени займет...
Я бы сама выбрала, да никак не могу решиться (((

Comments

[Leanny]

Любого произведения? И отрывок какой? диалоговый или описательный?

[daeni]

Желательно, чтобы и описание было хоть какое-то, и кусок диалога - так будет интереснее )))
Произведение может быть любое. Наверное, лучше, если оно будет известно многим

[looga]

daeni
а какого размера отрывок?

[Leanny]

Конверт был запечатан в нескольких местах. Печатью служил наперсток, который я нашел у капитана в кармане. Доктор осторожно сломал печати, и на стол выпала карта какого-то острова, с широтой и долготой, с обозначением глубин моря возле берегов, с названием холмов, заливов и мысов. Вообще здесь было все, что может понадобиться, чтобы без всякого риска подойти к неведомому острову и бросить якорь.
Остров имел девять миль в длину и пять в ширину. Он напоминал жирного дракона, ставшего на дыбы. Мы заметили две гавани, хорошо укрытые от бурь, и холм посередине, названный "Подзорная Труба".
На карте было много добавлений, сделанных позже. Резче всего бросались в глаза три крестика, сделанных красными чернилами, - два в северной части острова и один в юго-западной. Возле этого последнего крестика теми же красными чернилами мелким, четким почерком, совсем не похожим на каракули капитана, было написано:
"Главная часть сокровищ здесь".
На оборотной стороне карты были пояснения, написанные тем же почерком. Вот они:

"Высокое дерево на плече Подзорной Трубы, направление к С. от С.-С.-В.
Остров Скелета В.-Ю.-В. и на В.
Десять футов.
Слитки серебра в северной яме. Отыщешь ее на склоне восточной горки, в десяти саженях к югу от черной скалы, если стать к ней лицом.
Оружие найти легко в песчаном холме на С. оконечности Северного мыса, держать на В. и на четверть румба к С.
Д.Ф."

И все. Эти записи показались мне совсем непонятными. Но, несмотря на свою краткость, они привели сквайра и доктора Ливси в восторг.
- Ливси, - сказал сквайр, - вы должны немедленно бросить вашу жалкую практику. Завтра я еду в Бристоль. Через три недели... нет, через две недели... нет, через десять дней у нас будет лучшее судно, сэр, и самая отборная команда во всей Англии. Хокинс поедет юнгой... Из тебя выйдет прекрасный юнга, Хокинс... Вы, Ливси, - судовой врач. Я - адмирал. Мы возьмем с собой Редрута, Джойса и Хантера. Попутный ветер быстро домчит нас до острова. Отыскать там сокровища не составит никакого труда. У нас будет столько монет, что нам хватит на еду, мы сможем купаться в них, швырять их рикошетом в воду...
- Трелони, - сказал доктор, - я еду с вами. Ручаюсь, что мы с Джимом оправдаем ваше доверие. Но есть один, на которого я боюсь положиться.
- Кто он? - воскликнул сквайр. - Назовите этого пса, сэр!
- Вы, - ответил доктор, - потому что вы не умеете держать язык за зубами. Не мы одни знаем об этих бумагах. Разбойники, которые сегодня вечером разгромили трактир, - как видите, отчаянно смелый народ, а те разбойники, которые оставались на судне, - и, кроме них, смею сказать, есть и еще где-нибудь поблизости - сделают, конечно, все возможное, чтобы завладеть сокровищами. Мы нигде не должны показываться поодиночке, пока не отчалим от берега. Я останусь здесь вместе с Джимом до отъезда. Вы берите Джойса и Хантера и отправляйтесь с ними в Бристоль. И, самое главное, мы никому не должны говорить ни слова о нашей находке.
- Ливси, - ответил сквайр, - вы всегда правы. Я буду нем как могила.

[Leanny]

Подойдет?) Или поискать другой?

[a little cat]

daeni, "Мастер и Маргарита" Булгакова подойдёт? )))

— Пройдите в гостиную, — сказала девица так просто, как будто была одета по-человечески, приоткрыла дверь в гостиную, а сама покинула переднюю.
Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело свое позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стекла больших окон (фантазия бесследно пропавшей ювелирши) лился необыкновенный, похожий на церковный, свет. В старинном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пылали дрова. А жарко между тем нисколько не было в комнате, и даже наоборот, входящего охватывала какая-то погребная сырость. Перед камином на тигровой шкуре сидел, благодушно жмурясь на огонь, черный котище. Был стол, при взгляде на который богобоязненный буфетчик вздрогнул: стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок — пузатых, заплесневевших и пыльных. Между бутылками поблескивало блюдо, и сразу было видно, что это блюдо из чистого золота. У камина маленький, рыжий, с ножом за поясом, на длинной стальной шпаге жарил куски мяса, и сок капал в огонь, и в дымоход уходил дым. Пахло не только жареным, но еще какими-то крепчайшими духами и ладаном, отчего у буфетчика, уже знавшего из газет о гибели Берлиоза и о месте его проживания, мелькнула мысль о том, что уж не служили ли, чего доброго, по Берлиозу церковную панихиду, каковую мысль, впрочем, он тут же отогнал от себя, как заведомо нелепую.
Ошеломленный буфетчик неожиданно услышал тяжелый бас:
— Ну-с, чем я вам могу быть полезен?
Тут буфетчик и обнаружил в тени того, кто был ему нужен.
Черный маг раскинулся на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нем подушками. Как показалось буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же востроносые туфли.
— Я, — горько заговорил буфетчик, — являюсь заведующим буфетом театра Варьете...
Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:
— Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Нет, милейший, так невозможно!
— Я извиняюсь, — заговорил ошеломленный этим внезапным нападением Андрей Фокич, — я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.
— То есть как это ни при чем, если она испорчена!
— Осетрину прислали второй свежести, — сообщил буфетчик.
— Голубчик, это вздор!
— Чего вздор?
— Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
— Я извиняюсь... — начал было опять буфетчик, не зная, как отделаться от придирающегося к нему артиста.
— Извинить не могу, — твердо сказал тот.
— Я не по этому делу пришел! — совсем расстраиваясь, проговорил буфетчик.
— Не по этому? — удивился иностранный маг. — А какое же еще дело могло вас привести ко мне? Если память не изменяет мне, из лиц, близких вам по профессии, я знался только с одною маркитанткой, но и то давно, когда вас еще не было на свете. Впрочем, я рад. Азазелло! Табурет господину заведующему буфетом.
Тот, что жарил мясо, повернулся, причем ужаснул буфетчика своими клыками, и ловко подал ему один из темных дубовых низеньких табуретов. Других сидений в комнате не было.
Буфетчик вымолвил:
— Покорнейше благодарю, — и опустился на скамеечку. Задняя ее ножка тотчас с треском подломилась, и буфетчик, охнув, пребольно ударился задом об пол. Падая, он поддел ногой другую скамеечку, стоявшую перед ним, и с нее опрокинул себе на брюки полную чашу красного вина.
Артист воскликнул:
— Ай! Не ушиблись ли вы?
Азазелло помог буфетчику подняться, подал другое сиденье. Полным горя голосом буфетчик отказался от предложения хозяина снять штаны и просушить их перед огнем и, чувствуя себя невыносимо неудобно в мокром белье и платье, сел на другую скамеечку с опаской.
— Я люблю сидеть низко, — заговорил артист, — с низкого не так опасно падать. Да, итак, мы остановились на осетрине? Голубчик мой! Свежесть, свежесть и свежесть, вот что должно быть девизом всякого буфетчика. Да вот, не угодно ли отведать...
Тут в багровом свете от камина блеснула перед буфетчиком шпага, и Азазелло выложил на золотую тарелку шипящий кусок мяса, полил его лимонным соком и подал буфетчику золотую двузубую вилку.
— Покорнейше... я...
— Нет, нет, попробуйте!
Буфетчик из вежливости положил кусочек в рот и сразу понял, что жует что-то действительно очень свежее и, главное, необыкновенно вкусное. Но, прожевывая душистое, сочное мясо, буфетчик едва не подавился и не упал вторично. Из соседней комнаты влетела большая темная птица и тихонько задела крылом лысину буфетчика. Сев на каминную полку рядом с часами, птица оказалась совой. «Господи боже мой! — подумал нервный, как все буфетчики, Андрей Фокич. — Вот квартирка!»
— Чашу вина? Белое, красное? Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?
— Покорнейше... я не пью...
— Напрасно! Так не прикажете ли партию в кости? Или вы любите другие какие-нибудь игры? Домино, карты?
— Не играю, — уже утомленный, отозвался буфетчик.
— Совсем худо, — заключил хозяин, — что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы! Итак, я слушаю ваше дело.

Самый любимый мой и шедевральный отрывок))) а так же можно ещё взять Главу 23 «Великий бал у сатаны»

[Гость]

Когда на меня упали ворота, я всем своим существом понял,
что действительно вернулся домой.
Мои мысли без труда перенеслись через недолгий срок служ-
бы в авиации к тому дню, когда я последний раз приезжал на
ферму мистера Рипли - "пощипать пару-другую теляток", как вы-
разился он по телефону, а точнее, охолостить их бескровным
способом. Прощай утро!
Поездки в Ансон-Холл всегда напоминали охотничьи экспе-
диции в африканских дебрях. К старому дому вел разбитый про-
селок, состоявший из одних рытвин и ухабов. Он петлял по лугам
от ворот к воротам - всего их было семь.
Ворота - одно из тягчайших проклятий в жизни сельского
ветеринара, и до появления горизонтальных металлических реше-
ток, для скота непроходимых, мы в йоркширских холмах особенно
от них страдали. На фермах их обычно бывало не больше трех,
и мы кое-как терпели. Но семь! А на ферме Рипли дело было даже
не в числе ворот, но в их коварности.
Первые, преграждавшие съезд на узкий проселок с шоссе,
вели себя более или менее прилично, хотя за древностию лет силь-
но проржавели. Когда я сбросил крюк, они, покряхтывая и поста-
нывая, сами повернулись на петлях. Спасибо хоть на этом. Осталь-
ные шесть, не железные, а деревянные, принадлежали к тому типу,
который в Йоркшире называют "плечевыми воротами". "Меткое
название!" - думал я, приподнимая очередную створку, подде-
вая плечом верхнюю перекладину и описывая полукруг, чтобы
открыть путь машине. Эти ворота состояли из одной створки без
петель, попросту привязанной к столбу веревкой у одного конца
сверху и снизу.


____
Валентин (Джеймс Хэрриот. И все они - создания природы)

[Ralenna]

Я двинулся, наконец, по длинной улице в правом углу площади и попал так удачно, что иногда должен был останавливаться, чтобы пропустить процессию всадников - каких-нибудь средневековых бандитов в латах или чертей в красных трико, восседающих на мулах, украшенных бубенчиками и лентами. Я выбрал эту улицу из-за выгоды ее восхождения в глубь и в верх города, расположенного рядом террас, так как здесь, в конце каждого квартала, находилось несколько ступеней из плитняка, отчего автомобили и громоздкие карнавальные экипажи не могли двигаться; но не один я искал такого преимущества. Толпа была так густа, что народ шел прямо по мостовой. Это было бесцельное движение ради движения и зрелища. Меня обгоняли домино, шуты, черти, индейцы, негры, {"такие"} и настоящие, которых с трудом можно было отличить от {"таких"}; женщины, окутанные газом, в лентах и перьях; развевались короткие и длинные цветные юбки, усеянные блестками или обшитые белым мехом. Блеск глаз, лукавая таинственность полумасок, отряды матросов, прокладывающих дорогу взмахами бутылок, ловя кого-то в толпе с хохотом и визгом; пьяные ораторы на тумбах, которых никто не слушал или сталкивал невзначай локтем; звон колокольчиков, кавалькады принцесс и гризеток, восседающих на атласных попонах породистых скакунов; скопления у дверей, где в тумане мелькали бешеные лица и сжатые кулаки; пьяные врастяжку на мостовой; трусливо пробирающиеся домой кошки; нежные голоса и хриплые возгласы, песни и струны; звук поцелуя и хоры криков вдали, - таково было настроение Гель-Гью этого вечера. Под фантастическим флагом тянулось грозное полотно навесов торговых ларей, где продавали лимонад, фисташковую воду, воду со льдом содовую и виски, пальмовое вино и орехи, конфеты и конфетти, серпантин и хлопушки, петарды и маски, шарики из липкого теста и колючие сухие орехи, ехи, вроде репья, выдрать шипы которых из волос или ткани являлось делом замысловатым. Время от времени среди толпы появлялся велосипедист, одетый медведем, монахом, обезьяной или Пьеро, на жабо которого тотчас приклеивались эти метко бросаемые цепкие колючие шарики. Появлялись великаны, пища резиновой куклой или гремя в огромные барабаны. На верандах танцевали; я наткнулся на бал среди мостовой и не без труда обошел его. Серпантин был так густо напущен по балконам и под ногами, что воздух шуршал. За время, что я шел, я получил несколько предложений самого разнообразного свойства: выпить, поцеловаться, играть в карты, проводить танцевать, купить, - и женские руки беспрерывно сновали передо мной, маня округленным взмахом поддаться общему увлеченью. Видя, что чем дальше, тем идти труднее, я поспешил свернуть в переулок, где было меньше движения. Повернув еще раз, я очутился на улице, почти пустой. Справа от меня, загибая влево и восходя вверх, тянулась, сдерживая обрыв, наклонная стена из глыб дикого камня. Над ней, по невидимым снизу дорогам, беспрерывно стучали колеса, мелькали фонари, огни сигар. Я не знал, какое я занимаю положение в отношении центра города; постояв, подумав и выбрав из своего фланелевого костюма все колючие шарики и обобрав шлепки липкого теста, которое следовало бы запретить, я пошел вверх, среди относительной темноты. Я прошел мимо веранды, где, подбежав к ее краю, полуосвещенная женщина перегнулась ко мне, тихо позвав: "Это вы, Сульт?" - с любовью и опасением в вздрогнувшем голосе. Я вышел на свет, и она, сконфуженно засмеясь, исчезла.

Поднявшись к пересекающей эту улицу мостовой, я снова попал в дневной гул и ночной свет и пошел влево, как бы сознавая, что должен прийти к вершине угла тех двух направлений, по которым шел вначале и после. Я был на широкой, залитой асфальтом улице. В ее конце, бывшем неподалеку, виднелась площадь. Туда стремилась толпа. Через головы, перемещавшиеся впереди меня с быстротой схватки, я увидел статую, возвышающуюся над движением. Это была мраморная фигура женщины с приподнятым лицом и протянутыми руками. Пока я проталкивался к ней среди толпы, ее поза и весь вид были мне не вполне ясны. Наконец, я подошел близко, так, что увидел высеченную ниже ее ног надпись и прочитал ее. Она состояла из трех слов: "БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ"

Когда я прочел эти слова, мир стал темнеть, и слово, одно слово могло бы объяснить все. Но его не было. Ничто не смогло бы отвлечь меня от этой надписи. Она была во мне, и вместе с тем должно было пройти таинственное действие времени, чтобы внезапное стало доступно работе мысли. Я поднял голову и рассмотрел статую. Скульптор делал ее с любовью. Я видел это по безошибочному чувству художественной удачи. Все линии тела девушки, приподнявшей ногу, в то время как другая отталкивалась, были отчетливы и убедительны. Я видел, что ее дыхание участилось. Ее лицо было не тем, какое я знал, - не вполне тем, но уже то, что я сразу узнал его, показывало, как приблизил тему художник и как, среди множества представлявшихся ему лиц, сказал: "Вот это должно быть тем лицом, какое единственно может быть высечено". Он дал ей одежду незамечаемой формы, подобной возникающей в воображении, - без ощущения ткани; сделал ее складки прозрачными и пошевелил их. Они прильнули спереди, на ветру. Не было невозможных мраморных волн, но выражение стройной отталкивающей ноги передавалось ощущением, чуждым тяжести. Ее мраморные глаза, - эти условно видящие, но слепые при неумении изобразить их глаза статуи, казалось, смотрят сквозь мраморную тень. Ее лицо улыбалось. Тонкие руки, вытянутые с силой внутреннего порыва, которым хотят опередить самый бег, были прекрасны. Одна рука слегка пригибала пальцы ладонью вверх, другая складывала их нетерпеливым, восхитительным жестом душевной игры.

Действительно, это было так: она явилась, как рука, греющая и веселящая сердце. И как ни отделенно от всего, на высоком пьедестале из мраморных морских див, стояла "Бегущая по волнам" - была она не одна. За ней грезился высоко поднятый волной бушприт огромного корабля, несущего над водой эту фигуру, - прямо, вперед, рассекая город и ночь.

Настолько я владел чувствами, чтобы отличить независимое впечатление от впечатления, возникшего с большей силой лишь потому, что оно поднято обстоятельствами. Эта статуя была центр - главное слово всех других впечатлений. Теперь мне кажется, что я слышал тогда, как стоял шум толпы, но точно не могу утверждать. Я очнулся потому, что на мое плечо твердо и выразительно легла мужская рука. Я отступил, увидев внимательно смотрящего на меня человека в треугольной шляпе с серебряным поясом вокруг талии, затянутой в старинный сюртук. Красное седое лицо с трепетавшей от удивления бровью тотчас изменило выражение, когда я спросил, чего он хочет.

- A! - сказал человек и, так как нас толкали герои и героини всех пьес всех времен, отошел ближе к памятнику, сделав мне знак приблизиться. С ним было еще несколько человек в разных костюмах и трое в масках, которые стояли, как бы тоже требуя или ожидая объяснений.

Человек, сказавший "А", продолжал:

- Кажется, ничего не случилось. Я тронул вас потому, что вы стоите уже около часа, не сходя с места и не шевелясь, и это показалось нам подозрительным. Я вижу, что ошибся, поэтому прошу извинения.

- Я охотно прощаю вас, - сказал я, - если вы так подозрительны, что внимание приезжего к этому замечательному памятнику внушает вам опасение, как бы я его не украл.

- Я говорил вам, что вы ошибаетесь, - вмешался молодой человек с ленивым лицом. - Но, - прибавил он, обращаясь ко мне, - действительно, мы стали ломать голову, как может кто-нибудь оставаться так погруженно-неподвижен среди трескучей карусели толпы.

Все эти люди хотя и не были пьяны, но видно было, что они провели день в разнообразном веселье.
Александр Грин "Бегущая по волнам"

[daeni]

Ну что ж, начнем по-порядку )))

Отрывок от Рыжее пламя
1. Читается легко, впечатление "доверительного/дружеского разговора с читателем".
2. Широта, долгота... Что-то морское? Надо будет уточнить в словаре. Точно, морское. Потому что дальше говорится про остров.
3. Речь идет о сокровищах? Ага, значит, будут разбойники и благородные герои!
4. Доктор - это понятно, но что значит "сквайр"? Тоже нужно уточнить.
5. Имена немного странные, но упоминается, что дело происходит в Англии, а для Англии такие имена вроде бы норма.
6. А Бристоль, наверное, что-то вроде портового города - они же собираются отправиться искать остров.
7. Действующие персонажи: рассказчик - довольно безучастный к происходящему, пассивно наблюдает, видимо, его роль - описательная; сквайр - кто-то деятельный, энергичный, разве что, немного сумбурный; доктор - некто здравомыслящий и занудный.

[daeni]

Отрывок от helene489
1. Непривычный ритм текста, по первому впечатлению - отрывистый, но если вчитаться, заметно, что повествование идет волнами:

Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело свое позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стекла больших окон (фантазия бесследно пропавшей ювелирши) лился необыкновенный, похожий на церковный, свет. В старинном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пылали дрова. А жарко между тем нисколько не было в комнате, и даже наоборот, входящего охватывала какая-то погребная сырость.

2. Похоже, что текст написан человеком, жившим довольно давно. Но раз один из персонажей - буфетчик, то время действия - прошлый век.
3. Точно, судя по фразочкам, прошлый век, еще до войны.
4. Черный маг? В компании с буфетчиком? По меньшей мере, странно.
5. Кажется, что очень много всевозможных деталей, но представить, как выглядят персонажи, трудновато. Вот комната представляется сразу (хотя и фрагментами, так сказать, яркими пятнами), а остальные... Словно наброски. Единственное, что само слово "буфетчик" задает образ полноватый, склизкий, услужливый, слово "артист" - образ нервный, капризный, чрезмерный, не соответствующий содержанию того, кто этим словом называется.
6. Забавное смешение обыденного и возвышенного в речи "черного мага". И почему-то кажется, что его возмущение наигранно.
7. Упоминаются слова, явно не соответствующие описываемой эпохе - интрига?
8. Общее ощущение чего-то нереального.
9. Да, все-таки не хватает описаний именно чувств, все немного схематично, словно сценарий.

[daeni]

Отрывок от Гость

1. В первой же фразе что-то вроде интриги - "напали" ворота??? Необычно.
2. А, это была ирония!
3. Впечатление уюта, несмотря на довольно "безрадостную" картинку разбитой дороги.
4. Описания сделаны без особо специфических терминов, но доходчиво - человеком, который имел дело с тем, о чем он рассказывает.
5. Сразу представляется эдакая аккуратно-запустелая ферма среди зеленых холмов...

[daeni]

Отрывок от Ralenna

1. Очень плотно. Неимоверно плотно. Впрочем, "густота" текста соответствует тому, что в нем описывается )))
2. Впечатление чего-то сумасшедшего и пестрого, только непонятно, как к происходящему относится сам рассказчик. Равнодушно? Презрительно? Чувствует себя чужим на этом празднике?
3. Голова кружится от количества и скорости, с которой сменяются картинки.
4. Карнавал? Тогда должно быть, место действия - где-то на юге.
5. А вот концентрация на отдельной фразе/слове мне знакома по собственному опыту ))) Жуткое ощущение, до сумасшествия.
6. Манера речи неподдельно старомодна.
7. Слова просто засыпают читателя с головой.
8. Загадочный разговор с загадочными людьми, но почему рассказчик стал так насторожен, почти агрессивен, когда к нему обратились?

[Олелько]

…Травы больше не было. Была измочаленная, мягкая, влажная подстилка, но девочка предпочла бы сплошной ковер из крапивы. У нее на босых пятках – чужая кровь…
Злобный человек в железной одежде хотел остановить их, но ее провожатый что-то негромко сказал – и человек отступил с поклоном.
– …Не испугаешься?
Много-много черных птиц. Отрешенно бродят женщины; провожатый сказал, что каждая из них заплатила злому железному человеку золотую монету. Но женщин мало, потому что те, кто бились здесь, пришли издалека… Их женщины еще думают, что они живы…
– Не смотри, – сказал провожатый. – Я буду смотреть… А ты закрой глаза.
Она закрыла – но так было страшнее. Тогда она стала смотреть вверх – на солнце, по-прежнему тусклое и круглое, как та монета, которую надо заплатить за право ходить среди мертвых…
– Никогда не думал, что буду когда-нибудь искать на поле боя – куклу… Нету ее, малышка. Пойдем.
Девочка молчала. Если бы не он, не ее спаситель – она лежала бы тут тоже. Растоптанная, лежала бы среди этого страха, среди этих перекошенных криком ртов, среди обнаженного мяса, над которым тучей вьются зеленые мухи. А вороны те отлетают, ненадолго, неохотно…
Ветер донес запах костра – не веселый и сытный запах, а тошнотворный, отвратительный, страшный. Я знаю, для чего этот костер, подумала девочка, и ей сделалось дурно.
– …Дурак я, что тебя послушал. Нельзя тебе тут… И не найдем. Тут человека невозможно найти, не то что… Давай, я тебя на плечи возьму…
Девочка молчала.
Кукла Аниса лежала там, где должна была бы лежать сама девочка – прямо посреди поля. Рядом торчал воткнутый в землю меч; девочка отшатнулась. Аниса с ног до головы была черной, кровь пропитала ее насквозь, да так и запеклась. Нарисованное углем лицо стерлось, будто вороны не пощадили и куклу.
– Она мертвая, – сказала девочка, и это были первые ее слова за много часов. – Она тоже мертвая, тоже…
Провожатый сдавил ее руку:
– Да. Но мы живы, малышка. И будем жить долго.
(с) Дяченко "Спрут"

[Gabriel-Hound]

Одно произведение, два отрывка из разных его мест - диалог и описание

Одно произведение, два отрывка из разных его мест - диалог и описание.

- Отбились? - Чума безразличо смотрел в окно, на остатки навесной галереи и торчащую верхушку осадной башни.
Отдаленно стучали топоры, верхушка тряслась - башню подрубали у основания, чтобы завалить в ров - ни к чему оставлять лишнюю лазейку на стены.
- Отбились, - Лайго утомленно потер лоб, на котором четко отпечатался край подшлемника. Длинные черные волосы найла слиплись и свисали прядями, безбородое лицо выглядело бледнее обычного. - Я бы не сказал, что королевские войска так уж стараются взять крепость, сэн Расон. Мы отбросили их довольно легко. Противник потерял обе башни, в ворота даже не ударили ни разу. Пробились на стену, но наши люди дрались, как звери. Боги, я никогда не видел такого. Руками рвали. Страшное зрелище.
- Это все мальчишка, - проворчал Чума. - Заводит толпу, как пьяное зелье. Мозгов бы ему еще...
- Он словно слепнет в бою, - Лайго сокрушенно покачал головой. - Если бы я не знал его раньше, решил, что это безумец, одержимый.
- В некотором роде он и есть безумец, - Чума крепко потер лицо, собирая кожу складками. Глаза его покраснели от бессонницы. - Совершенное оружие... и никогда не знаешь, когда оно обратится против тебя самого. Тебе снятся кошмары, Лайго Экель?
- Случается.
- Вот и мне, бывает, снятся. Будто бы... - он чуть запнулся, склонил тяжелую голову, словно сраженный усталостью. - Будто бы десница вернулась ко мне в целости, даже шрама не осталось. Пальцы, ладонь, все такое... живая, шевелится.
Лайго внимательно слушал, поставив кольчужный локоть на издрызганную карту Верети.
- Только она... я не могу ее контролировать, - закончил старый рыцарь. - Не могу запалить свечу или отворить дверь. Кончается всегда одинаково... когда я пытаюсь вытянуть меч из ножен, рука разжимается и вцепляется мне в горло.
- Может быть...стоит прислушиваться к тому, о чем говорят сны, - серьезно сказал Лайго.
- Глупости, - Чума придвинул к себе исписанные листки, подслеповато вгляделся.
__________________

В холодном свете луны болотная вода поблескивала, будто смола. Кай змеей заполз на травянистый пригорок, пригляделся к пылающим в темноте пятнам костров.
Много. Черт.
Ближе не подберешься, собаки почуют.
Из Верети был еще один путь, далекий, обходной, основную группу он послал именно туда, посуху. Сам не пошел, потому что дорога пролегала мимо того места.
Вот лежит носом в грязь Кай Вентиска, любящий и почтительный сын полуночной твари.
Спи отец. Спи пока.
Ради господа и всех его святых, спи.
Он передернул лопатками от холода и снова уставился в ночь. Огни освещали сухой каменистый остров, который выперло из болота на середине дороги от рыцарского лагеря к Белым Котлам. Стало быть, что часть войска уже переправилась туда, заняла позиции. Безопасной тропы они не знают, значит - будут продолжать строить дорогу.
Упорные ребята.
Свежеположенная гать полыхала кострами, как огненная нить в полмили длиной. Перебрехивались псы. В тихом воздухе голоса разносило далеко над водой. Лагерь не спал даже ночью.
Кай всей шкурой чуял стылую тоску лежащих под темным небом болот. Здесь, в безвидном, плоском пространстве он терялся, переставал быть мыслящим теплокровным существом, становился частицей изрезанного берега, придонным илом, нераспавшейся плотью и костями всех, кто веками ложился в ржавую грязь. Жесткими хохолками осоки, холодной клюквенной россыпью, отпечатками птичьих лап на сером песке.
Чудовы луга.
Бескрайняя, замершая в вечном покое топь чутко молчала, покачивая уголья костров в каменных ладонях.

Амарга, Анна Штайн "Чудовы луга"

Отрывок №3

Отрывок №3
Богатый караван собрали для Кунрайо, и многие славные воины последовали за ним, чтобы охранять его в пути, хотя он, смеясь, говорил, что никогда нога его не ступит в проклятую долину Аиберджит, а значит, нечего ему бояться. Но несчастная жизнь тем хуже смерти, чем длиннее.
И долгие годы прошли, и умер Эртхадин, и правил в Хайре его младший сын Калтраниэ, и славным было его царствование, а о старшем царевиче ни одной вести не долетело из дальних стран. Пешим и конным, на верблюдах и на слонах, под косыми парусами и прямоугольными обошел он и объехал весь свет. Но пришел день — и заныло в нем сердце от тоски по зеленым долинам между черно-синих гор, подобных воинам в блестящих шлемах и белых головных платках, по белым дворцам и тенистым садам, оставленным им годы и годы назад. Немало чудес повидал он, и немало пережил, и многих любил. Но нигде и ни с кем не захотел остаться. И решил отдохнуть в родной стране, прежде чем снова отправиться в путь, и повернул караван домой.
Когда приближались они с востока к границам Хайра, разразилась в горах страшная буря и бушевала три дня и три ночи. Проводник погиб, сорвавшись в пропасть, и путники сбились с пути. Не видя ничего вокруг: ни тропы под ногами, ни неба над головой, ни самих себя, с трудом нашли они приют в тесной пещере и оставались там до утра.
А утром только легкий ветерок, быстро сушивший согретые поднявшимся солнцем одежды, напоминал о ненастье.
Вышел царевич из пещеры - и замер, потеряв дар речи и забыв дышать. Перед ним простиралась долина, прекрасней всего, что видел он в жизни. Глубокой синевой и сверканием вершин под легким сводом небес был окружен правильный круг долины.Сочная трава волнами переливалась от края до края, блестящая, как шкура холеного бахаресского вороного, и в ней густо пламенели и сияли алые и белые цветы. И оглянулся царевич на своих спутников, и спросил, не знает ли кто, как называется эта долина, — и никто не знал.
А по тропе из долины поднялся старик в пропыленном сером плаще и с поклоном сказал царевичу:
— Вот долина Аиберджит.
И сошел с тропы, уступая ему путь.
И кинулся Кунрайо вниз, не разбирая дороги, и замерла свита, испугавшись, что царевич сорвется и смерть его будет ужасной.
Но Судьба ждала его в долине, и он спустился невредимым, и, оглянувшись, остановил слуг, бросившихся было за ним, и сказал:
— Всю жизнь я бежал от этого места, но если бы знал, как оно прекрасно, давно пришел бы сюда, чтобы умереть.Потому что мукой и страданием кажутся мне годы, прожитые вдали от долины Аиберджит.
И царевич Кунрайо лег лицом в траву, и вздохнул, и умер от счастья.

Алекс Гарридо "Акамие"

Отрывок №4

Отрывок №4
- Ты хочешь спросить меня, что будет завтра, - донеслось до него сквозь темноту опущенных век.
- Да, - вяло отозвался Ивар. - Вы спасли меня, чтобы было кого убивать.
- Говори мне "ты"...
- Ты спас меня, чтобы было кого убивать.
- Я спас тебя, потому что хочу, чтобы ты жил.
- Но твои тигарды тебе важнее.
- Да... И я мог бы сказать тебе: "Что ты, Ивар. Я ни за что на свете не убью тебя. У меня рука не поднимется на ребенка"... Я хотел тебе так и сказать. Но вот не хочу... врать не хочу. Ты бы все равно почувствовал, и было бы хуже.
Ивар открыл глаза. Круглые плошки Барракуды смотрели в упор.
- Так ты убьешь?..
На запястье Барракуды запищал браслет; нахмурившись, он придавил зеленый огонек и погасил его.
- Если Регина не... Если Город не передумает, мы попробуем стартовать. Пережить атаку нам не удастся, конечно... Настоящую атаку. Но настоящей атаки не будет. Они не станут давить нас огнем - они захотят сохранить тебя...
Ивар поднял глаза:
- Да?
Он сам себе удивился - в вопросе обнаружился сарказм. Барракуда тоже услыхал его и нахмурился:
- Ну конечно... Они попытаются штурмовать Поселок, не разрушая его. А я хочу убедить их, что штурм равнозначен... - он осекся.
Ивар ждал.
- Наши предки, - медленно проговорил наконец Барракуда, - наши предки верили, что человек, убивший ребенка, подвергает проклятью детей своего рода... Это тяжкий грех. Но если на пути исхода тигардов случатся грехи - они будут все на мне, Ивар. Понимаешь?
- ...Понимаешь, Генерал? Мы спасем не себя - ребенка... Мы выдадим Кая, чтобы уберечь его от страшного греха...
- И себя тоже...
- И себя, потому что грех ляжет на всех... Это жизнь ребенка, это...
- Жизнью этого ребенка уже пожертвовал его отец! А разве предательство по отношению к Каю - не грех?!
Ивар безучастно смотрел в пол. С его присутствием давно никто не считался - чего уж там, отец принес-таки сына в жертву, дело обычное... Чего стесняться...
Барракуда вздрогнул, будто чувства Ивара могли странным образом передаться ему. Уронил руку на Иварово плечо:
- Заткнитесь... "Пожертвовал", "предательство"... Дешевая кукольная мелодрама. Если я сочту нужным еще раз встретиться с другом Оновым - я сделаю это без подсказки... Но Онов любит мальчика. Я бы тоже его любил... будь он моим сыном... И не принес бы его в жертву никаким высшим соображениям... А потому придержите языки! - Барракуда повысил голос, а рука его тем временем притянула Ивара к себе, и тот не сопротивлялся.
- Через несколько часов, - начал Барракуда с внезапной хрипотцой, - Никола скажет мне "да" или "нет"... Если "да", если наша машина на что-то годится - тогда немедленный старт... Если "нет"... Будем ждать связи. Они обязательно выйдут на связь, потому что истекает срок ультима...
- Они уже на связи, - ровно сказала Милица.

М. и С. Дяченко «Корни камня»

Можно узнать, что тренируете?

[daeni]

Отрывок от Олелько

1. Тремор. Дрожь. Но не мелкая, как в ознобе, а крупная, причем с зависаниями - то на пике "вздрагивания", то в его эхе.
2. Происходящее подано, казалось бы, глазами ребенка, однако бросаются в глаза совершенно "недетские" оценки и сравнения. Ребенок так не думает. Не умеет еще.
3. При всей старательно поданной чувственной глубине текста - взгляд рассказчика отстранен. Временами - на достаточно большое расстояние. Из-за этого возникает диссонанс: вроде бы рассказчик не один, а несколько. Своего рода раздвоение читательской личности происходит )))
4. Что-то, оторванное от реалий мира. Не только нашего, но и вообще - мира.
5. Хочется сопереживать, но что-то мешает. Что-то отталкивает, не дает перейти границу.
6. Здесь есть кто-то, и он - чужой...

[daeni]

Отрывки от Gabriel-Hound

Первый:
1. По диалогу - Разговаривающие утомлены каким-то очень трудоемким, а может, морально тяжелым занятием. Однако только один из беседующих кажется по-настоящему живым. Его бой давно уже проигран?
2. По описанию - Много описаний, все на одной тональности, и даже персонаж. Так должно быть по тексту, но это можно лишь читать, а не осознавать и принимать. Вязко. Удушливо. Где-то впереди должна быть искра, и чем скорее она вспыхнет, тем лучше...

Второй:
1. Вязь восточного языка, одним словом цепляющаяся за другое и так снова и снова...
2. Неторопливый, монотонный голос старца, читающего древний свиток...
3. Выцветшие гравюры с изображениями безвестных царей, героев, деяний...
4. Безысходность предначертанного финала. И горечь истины, которую не хочется принимать. Которой не хочется верить.

Третий:
1. Слова, слова, слова. Ненужные, потому что время уже истекло.
2. Скупые детали увязывают происходящее с современностью, канва разговора - с древностью. Что родится на их стыке?
3. Одному из них надо выговориться, и он это делает, хотя каждым словом понижает градус сопереживания.
4. Душная, прокуренная комната в клубах дыма. Гул голосов.
5. Здесь нет друзей. Здесь нет врагов. Здесь есть только одиночки, пытающиеся либо что-то сделать, либо не делать ничего.

[Аглая]

Как интересно! А можно тоже, наугад...

"Предполагалось, что неприятель может появиться этой ночью. Поэтому, как только стемнело, почти все мужчины лагеря взяли оружие и прокрались через кустарники к подножию холмов, растянувшись цепью выше и ниже по реке и позади того места, где паслись их табуны. Скунс и я приготовили и оседлали своих лошадей; он сказал вождю, что в случае если начнется сражение, он, Скунс, сядет на коня и присоединится к людям вождя. В начале вечера мой товарищ ушел; я просидел еще с час, и так как он не возвращался, лег на ложе, укрылся одеялом и, заснув скоро крепким сном, проспал до самого утра. Скунс как раз вставал Он рассказал мне, что накануне вечером ему удалось шепнуть несколько слов Пиксаки, когда она вышла за дровами, и что она согласна бежать с ним, когда настанет время. Он был в превосходном настроении и во время нашей прогулки по берегу реки не мог удержаться от военных песен, которые черноногие распевают, когда они счастливы.
В сумерки мы снова оседлали лошадей и привязали их к колышкам около палатки. Скунс наложил свое седло на пегую лошадь и укоротил стремена. На своей лошади он намеревался ехать без седла. Он сказал мне, что Пиксаки весь день пробыла под охраной жен своего отца, женщин из племени гровантров. Старик, не доверяя ее матери из племени пиеганов, не пустил Пиксаки за дровами и водой для палатки. Я опять лег спать рано, а мой спутник, как обычно ушел. Но на этот раз мне не пришлось спокойно спать до утра. Я проснулся от ружейной стрельбы в прерии и суматохи в лагере: мужчины с криком бежали к месту сражения, женщины перекликались, возбужденно переговаривались, дети плакали и визжали. Я выбежал к нашим лошадям, стоящим на привязи, захватив ружья, свое и Скунса. У него было отличное ружье системы "Хоукинс", подарок Гнедого Коня (32 пули за фунт). Впоследствии я узнал, что старик Бычья Голова одним из первых выбежал спасать своих лошадей, когда началась стрельба. Как только он покинул палатку, Скунс, лежавший неподалеку в кустарнике, подбежал к ней и окликнул свою любимую. Она вышла, за ней следовала ее мать, несшая несколько мешочков. Через минуту они подошли к тому месту, где я стоял. Обе женщины плакали. Скунс и я отвязали лошадей.
- Скорее! - крикнул он. - Скорее!
Он нежно обхватил плачущую девушку, поднял ее, посадил на седло и передал ей поводья.
- Слушай, - говорила мать с плачем, - ты будешь с ней ласков? Я призываю Солнце поступать с тобой так, как ты будешь поступать с ней.
- Я люблю ее и буду с ней ласков, - ответил Скунс, потом, оборотившись к нам: - За мной, скорее!
Мы помчались по прерии, направляясь к тропе, по которой въехали в долину реки., и прямо к месту сражения, разгоревшегося у подножия холма. Когда мы приблизились к месту боя, мой товарищ стал кричать:
- Где враги? Убьем их всех! Где они? Куда они попрятались?
Я понимал, для чего он кричит. Он не хотел, чтобы гровантры приняли нас по ошибке за кого-нибудь из участников набега. Но что если мы наткнемся на кого-нибудь из напавших на лагерь?
Стрельба и крики прекратились. Впереди все было тихо, но мы знали, что там, в кустарнике, лежат обе сражающиеся стороны, одни, пытаясь потихоньку скрыться, другие - обнаружить их, не подвергая себя слишком большому риску. Теперь от нас до подножия холма оставалось каких-то сто ярдов, и я уже думал, что мы миновали опасное место, как вдруг прямо впереди Скунса сверкнула искра на полке кремневого ружья и из дула его вырвалось пламя выстрела. Лошадь Скунса упала вместе с ним. Девушка пронзительно закричала.
- Они его убили! - кричала она.
Но не успели мы слезть с лошади, как увидели, что Скунс высвободился, вскочил на ноги и выстрелил во что-то скрытое от нас кустарником. Послышался глухой стон, шорох в кустарнике. Скунс одним прыжком очутился в зарослях и нанес кому-то три или четыре сильных удара стволом ружья. Нагнувшись, Скунс поднял ружье, из которого в него стреляли.
- Один есть, - крикнул он со смехом
Тут рядом с нами вырос как из-под земли старик Бычья Голова. Извергая потоки брани, он схватил под уздцы лошадь Пиксаки и стал стаскивать девушку с седла. Она кричала и крепко держалась за седло. Скунс бросился на старика, повалил его наземь, вырвал у него из рук ружье и отшвырнул его далеко в сторону.. Затем легко вспрыгнул позади Пиксаки, стиснул пятками бока лошади, и мы снова помчались. Разневанный отец бежал за нами и кричал, наверно призывая на помощь, чтобы поймать беглецов."

Джеймс Шульц

[Isilme Tindome]

Надеюсь, отрывок не слишком большой

Они вошли в контору, в которой было посветлее: комната располагалась на втором этаже, и в солидно зарешеченные окна большую часть дня светило солнце. Геральт занял стул, предназначенный для клиентов. Напротив за дубовым столом раскинулся в мягком кресле Кодрингер, велевший именовать себя «юристом», человек, для которого не существовало ничего невозможного. Если у кого-то возникали затруднения, заботы, проблемы – он шел к Кодрингеру. И тут же получал на руки доказательства непорядочности и злоупотреблений компаньонов или банковский кредит без обеспечения и гарантий. Единственный в длинном списке кредиторов взыскивал наличность с фирмы, объявившей себя банкротом. Получал наследство, несмотря на то, что богатый дядюшка грозился не оставить ему ни медяка. Выигрывал процесс о наследстве, потому что даже самые близкие родственники неожиданно снимали претензии. Сын клиента выходил из тюрьмы либо освобожденный от обвинений на основании неопровержимых доказательств, либо ввиду отсутствия таковых, ибо, если даже доказательства в свое время и существовали, они таинственным образом исчезали, а свидетели наперебой отказывались от прежних показаний. Охотник за приданым, пытающийся заарканить дочку, неожиданно обращал свои интересы на другую. Любовник жены или соблазнитель дочери в результате несчастного случая получал переломы трех конечностей, в том числе по меньшей мере одной верхней. Заклятый враг или иной столь же неудобный тип переставал вредить – как правило, он пропадал без следа. Да, если у кого-то были проблемы, он ехал в Дорьян, быстренько бежал в фирму «Кодрингер и Фэнн» и стучался в двери красного дерева. В дверях возникал «юрист» Кодрингер, невысокий, щуплый, седовласый, с нездоровой кожей, какая бывает у человека, редко выходящего на свежий воздух. Кодрингер приглашал в контору, усаживался в кресло, брал на колени большущего черно-белого кота и поглаживал его. Оба – Кодрингер и котяра – осматривали клиента неприятным, вызывающим беспокойство взглядом желто-зеленых глаз.

– Я получил твое письмо. – Кодрингер и кот бросили на ведьмака желто-зеленые взгляды. – Посетил меня также и Лютик. Он проезжал через Дорьян несколько недель назад. Рассказал кое-что о твоих заботах и горестях. Но очень мало. Слишком мало.

– Правда? Ты меня удивляешь. Это первый известный мне случай, когда Лютик не сказал слишком много.

– Лютик, – Кодрингер не улыбнулся, – мало сказал, потому что и знал мало. А сказал меньше, чем знал, потому что попросту кое о чем ты ему говорить запретил. Откуда такое недоверие? Причем к коллеге?

Геральт едва заметно вздохнул. Кодрингер собирался сделать вид, будто не заметил, но не смог, потому что заметил кот. Широко раскрыв глаза, кот обнажил белые клыки и почти беззвучно зашипел.

– Не раздражай кота, – сказал «юрист», успокаивая животное. – Тебе не понравилось слово «коллега»? Но это же правда. Я тоже своего рода ведьмак. Я тоже освобождаю людей от чудовищ и чудовищных забот. И тоже делаю это за деньги.

– Есть некоторая разница, – проворчал Геральт под все еще недружелюбным взглядом кота.

– Есть, – согласился Кодрингер. – Ты – ведьмак анахроничный, а я ведьмак – современный, идущий в ногу со временем. Поэтому вскоре ты останешься без работы, а я буду процветать. Выворотней, стрыг, эндриаг и вурдалаков в мире не останется. А сукины дети будут всегда.

– Но ты-то в основном избавляешь от хлопот именно сукиных детей, Кодрингер. Запутавшиеся в несчастьях бедняки не в состоянии оплатить твои услуги.

– Твои – тоже. Бедняки никогда ничего оплатить не в состоянии. Это им не по силам. Потому они и остаются бедняками.

– Удивительная логика! А уж новая – дух захватывает.

– Таково свойство истины – захватывать дух. А истина-то именно в том, что базу и опору нашей с тобой профессии составляют сукины дети. С той только разницей, что твои уже почти реликт, а мои – реальны и набирают силу.

– Хорошо, хорошо. Давай ближе к делу.

– Давно пора, – кивнул Кодрингер, поглаживая кота, который напрягся и громко замурлыкал, впиваясь когтями ему в колено. – И покончим с делами в порядке их значимости. Первое: мой гонорар, коллега ведьмак, составляет двести пятьдесят новиградских крон. Ты располагаешь такой суммой? Или тоже относишься к запутавшимся в заботах и хлопотах беднякам?

– Сначала проверим, заработал ли ты столько.

– Проверку, – холодно сказал «юрист», – ограничь исключительно собственной персоной и поспеши. А когда уже проверишь, выкладывай деньги на стол. Вот тогда и перейдем к следующим, менее важным вопросам.

Геральт отвязал от пояса мешочек и со звоном бросил на стол. Кот мгновенно спрыгнул с колен хозяина и сбежал. «Юрист» спрятал мешочек в ящик стола, не проверяя содержимого.
(с) Анджей Сапковский "Час презрения"

[VIYa]

А моделировать в данном случае - что именно делать? Анализировать текст "в силу своих знаний и представлений"?

[daeni]

VIYa
Попробуйте смоделировать иначе.

Вот, кстати, чудный текст www.diary.ru/~daeni/p103819904.htm#more1

[helfort]

Не знаю, подойдет ли, но это один из моих любимых отрывков)

Он парил в чем-то мягком и теплом, иногда приходя в себя настолько, чтобы осознать, что находится в глубоком целительном трансе, и тут же вновь соскальзывая в сон.
Присутствие рядом чужих и, возможно, опасных людей заставляло перья защитных инстинктов вставать дыбом, и он боролся с дурманом и с магами, пытавшимися не то помочь, не то убить. Тогда тишина разрывалась резким вскриком хищной птицы и ответными криками боли, когда кто-то слишком настырный получал кровавые царапины через все лицо. Чужаки уходили, и он спокойно засыпал, убаюканный знакомым резковатым запахом перьев. Сокол. Дом. Безопасность.
Голоса.
- Вот видишь, Нита? Все в порядке с твоим "дядей Алорией". А теперь пойдем, не будем
мешать дяде отдыхать...
Тави!
Шум огромных крыльев.
- Шаэ, он нас не тронет? Он ведь ручной, да?
- Он не точит клюв о мебель, отказывается есть мясо, приправленное снотворным, и убивает исключительно из политических соображений. Но то же самое можно сказать и о самом магистре, так что я не стала бы бросаться словами о прирученности. Давайте не будем раздражать умную птичку и дадим мастеру Тэйону выспаться...
Шелест удаляющихся шагов.
Что-то маленькое, шустрое и теплое обрушилось на него сверху, но, когда рука беспокойно дернулась за... оружием?.. в ладонь ткнулась лохматая головка. Запах надвигающейся грозы. Он почему-то успокоился, принимая происходящее как неизбежное. И совсем не удивился, когда с другой стороны с размаху приземлилось еще одно знакомое беспокойное существо. Завозилось, устраиваясь под боком.
Магистр Алория спал.

(Город и Ветер. А. Парфенова.)

[VIYa]

Попробуйте смоделировать иначе.
Вот, кстати, чудный текст

Чудный... И впрямь, чудный.
"Изо всего, что подходило под определение «книги» Кристоферу доводилось держать в руках только полетные инструкции"
Заинтересовал размер этих инструкций, благо познаний о полётных инструкциях никаких. Но раз уж герой знаком с их составителем, вряд ли это что-то достаточно полномасштабное. Благо если уж речь идёт о космических полётах, то инструкциям должно быть приличное количество лет и не зафиксировать их в форму... И уж тем паче не зафиксировать в стандартном для времени носителе информации...
Занятная ассоциация, учитывая, что мы под книгами прежде всего подразумеваем либо плотно скомпонованный набор бумаги с напечатанным текстом, либо же какое-то произведение, воплощённое на таком носителе. Приравнивать книгу и полётную инструкцию... Занятно.
"уплетает шоколадное мороженое вприкуску с маринованным огурцом"
"но примерно раз в сорок пять дней появлялась снова и снова."
Надо полагать появление ребёнка не причина найти иную работу, чтобы изыскать способ быть почаще с семьёй?
И на кой людям знать и понимать людей, если люди в этом совсем не нуждаются?
...
Не люблю моделировать. Плохой способ насладиться текстом.

[Кангэно Сёши]

VIYa Про полетные инструкции.
Можно предположить, что это не правила полетов вообще, а инструкция на каждый конкретный полет. Собственно, приказ.
Также вполне часто встречается мнение, что приказ печатается на бумаге, чтобы была возможность прочитать его в условиях отсутствия любой специальной техники.

[VIYa]

Lans-Kaspier
Но это в любом случае вряд ли переваливает за пять страниц. Книгой это назвать... Даже сравнить... Трудновато.
По итогу сложно поверить в подобную ассоциацию. Изменение с течением времени значения слова могло привести к тому, что книгой стали называть произведения, но чтобы книгой начали называть полётные инструкции, пригодные лишь для одного или пары полётов... Занятный мир, однако.

[ARS_Barracuda]

Поймать. Поймать ускользающее. Догнать и не дать уйти.
Но... Всегда находится какое-нибудь "но", которое словно дожидается и ловит. Ловит уже тебя, чтобы забылось и истаяло то, что манило миг назад, обещая нетленное...